Поздравьте меня - падение произошло Я написала фанфик.
Немного пояснений, потому как в тексте эти моменты не освещены.
События разворачиваются после возвращения Люка и ... Аша через два-три года.
Аш готовится взойти на престол Кимласки в скором будущем и временами ездит в Малькут по делам.
Так же никаких ужасов про роковую страсть Пиония и Нефри я не знала, вот и спала спокойно.
В моей версии они просто друзья детства.
Никогда не оформляла фанфики с помошью специальной шапки - и пока верна традиции)
В тексте есть откровенные моменты, но в стиле "эльфийской эротики". А вот и наши главные действующие лица:
Сухое красное
Моему генералу.
Неловко дернулся – по простыне начало расползаться пятно...
Его брови удивленно изогнулись. Ну да. Это его дурацкая привычка пить в постели, но он-то свой бокал ни разу не опрокинул.
Усмехнулся и выбросил свою простыню на пол – пусть не думает о себе много.
- Да, я свинья. Но тебе ведь к свиньям в постели не привыкать?
-Определенно, Аш, – довольная улыбка.
Что не делай – он сверху!..
Сумерки сгущались. Ярко вспыхнули большие окна на другой стороне внутреннего дворика. Он встал. Потянулся задернуть шторы. Мельком я увидел, как его взгляд скользнул по знакомому силуэту в святящемся прямоугольнике. Вот дают! Окна – в окна.
- Слушай, а если он увидит, что ты не один?
- Я всегда вовремя закрываю шторы, – опустился обратно на кровать, не глядя, взял очки со стола, открыл книгу. Часто читает на ночь. Его недопитый бокал при этом уютно стоял в выемке подушки.
- Он знает, да?
В другой раз я бы не задал такой вопрос, но сегодня он меня порядком задел – история с разлитым вином была последней каплей.
- Предполагает. Не мешай читать, – пальцы непринужденно сомкнулись на бокале.
Я знал, что в половине случаев его невозмутимость – тщательно и трудно поддерживаемая игра, но никогда не мог сказать, в каких именно.
дальше про сухое красное и разнообразных свиней
Уже засыпал, когда прямо в ухо раздался шепот:
- Хотел мне мелко отомстить? Я отвечу. Только вот не знаю, чьей местью кому это будет… неподходящая сказка на ночь…Ты знаешь, когда он начал разводить свиней?
Я напрягся – зря спросил. Этот будничный тон мне совсем не нравился.
- Он сильный человек. Сильнее меня и благороднее. Чистота души дает ему такую власть. Но иногда чистота и благородство тоже порождают проблемы. Ты знаешь, что он для меня – все. Но и другие люди существуют. Они обнимают друзей, целуются при встрече, пожимают руку. Я всегда был готов на большее. Пойми правильно. На большее с близким человеком. И не со всеми близкими, конечно. Я честно пытался ему объяснить. И осознал, что даже самые искренние слова могут быть тщетны. Он видел в этом не мое проявление любви к другим, но недостаточное к нему. И полагал, что отчасти виноват в этом.
…Он сильный, властный. Может подмять под себя как личность. Но я хотел другого. Более приземленного. И он считал, что я бываю не только с ним из-за неудовлетворенности своих нестандартных желаний. На самом деле это были не связанные вещи. По крайней мере, не так. Да, я хотел, чтоб он был властным повелителем именно в постели, а он предпочитал равноправие. Но интересовался другими я вовсе не из-за этого. Из-за этого, и только в некоторых случаях – кстати, не пренебрегай мазью, а то опять шрамы останутся – я стал иначе оформлять этот интерес. Я занял то место, на котором хотел бы видеть его.
…У меня было не так уж много. И это действительно были близкие люди, с которыми жизнь сводила меня не на один день. Не к каждому другу тянет и физически. И не с каждым, к кому тянет, можно это себе позволить. Особенно, с женщинами. Человек должен действительно понимать, что это продолжение твоей дружеской приязни, а не начало других отношений. Из женщин я встретил только одну, которая понимала... почти. С мужчинами легче.
Тогда моим помощником был старший брат Аслана. Умный, ответственный, талантливый, разделяющий мои представления и предпочтения относительно этого. Он не был в меня влюблен, что делало наши отношения идеальными. От Пиония я не скрывал. Это был именно тот период, когда я пытался изо всех сил объяснить, что для меня значит он, а что я чувствую к другим, приятным мне, людям. Мы ссорились. Он подчеркнуто официально предупреждал меня заранее, когда придет. Я, в свою очередь, не запирал двери, демонстрируя, что скрывать мне нечего. Никто, кроме него все равно не посмел бы войти без разрешения в мои личные комнаты.
В тот вечер мы с помощником засиделись допоздна. Потом пошли ко мне – беседовали за бокалом. А после… В молодости то, что ты устал – это не причина, чтоб отказывать себе в проявлении чувств.
…Было за полночь. Я резко повернулся и замер – глаза в глаза. Немая сцена накрыла комнату. До сих пор помню это ощущение. Император нарушил свое слово… Я не успел ничего сделать и ни о чем даже подумать. Он жестко дернул меня к себе и впился в губы так, что я мгновенно почувствовал легкий привкус крови.
…Мой помощник был не против. И не из-за того, что трудно высказать свое мнение, вися лицом к стене с заткнутым ртом. А потому что для него это было не только допустимо, но и желанно. Он восхищался Пионием!
Это была сумасшедшая, какая-то нереальная ночь. Все мои самые смелые фантазии склонили колена перед действительностью, которой повелевал император. Даже сейчас и даже тебе я не могу внятно пересказать вслух, что и как мы делали. Или правильнее будет сказать, что он с нами делал. Я даже толком не помню, как мы заснули прямо на полу…
Зато пробуждение я запомнил навсегда и до самых мелочей. Проснулся от сильной боли. Пионий ушел. А мой помощник стоял рядом с безумными глазами, сжимая уже черный от засохшей крови край простыни. Буквально через минуту вошли секретарь императора и врач. Причем вели они себя, разумеется, так, как будто следы ночной встречи для них невидимы. Мне промыли раны на спине. Помощник ушел к себе.
Через два дня в полузабытьи – раны воспалились (до сих пор не могу понять, как он умудрился – у меня была мягкая плеть, предназначенная для игр, а не хлыст для лошади) – принесли приказ. Император повелевал, только я оправлюсь от «простуды», следовать в северную часть империи. Моему помощнику давал крупное назначение в провинции. А сам уже отбыл осматривать сельскохозяйственные угодья.
Я не видел его полгода. Писал – ни одного ответа. Ни одного на личные письма – официально он всегда отвечал. Адресат «полковник Третьей пехотной дивизии» для него существовал, Джейд Кертис – нет.
Бывшему помощнику я тоже отправил письмо, рассказал, что возможность его назначения на доставшийся пост обсуждалась задолго до той ночи. Император никогда бы не стал решать государственный вопрос, исходя из сугубо личных интересов, а вот совмещать их он умеет мастерски…
…Бросил писать – снова писал. Даже начал пить крепкие напитки – до этого предпочитал только сухое. Но алкоголь не для меня – забыться не получалось. Тут приехала Нефри.
Ты знаешь, как она за меня беспокоится – иногда это откровенно раздражает – она считает меня боле безумным, чем я есть. Но тут ее беспокойство спасло меня. Ей не стоило труда быстро понять, что между нами что-то не так. Как же я был ей благодарен! Стыдно вспомнить (хотя не знаю, есть ли тут за что стыдиться), я даже плакал у нее на коленях. Она поехала в столицу.
Потом, много позднее, частично пересказала их разговор. Он был расстроен не меньше моего и уже склонялся вызвать меня обратно, но когда и как бы это произошло, а главное, понял ли бы он для себя кое-что важное без разговора с ней, неизвестно.
До сих пор я удивляюсь, почему он не решил просто, что таких извращенцев не один я, а двое... Логично – брат и сестра...
Она не просила его простить меня – она доказывала, что я не сделал ничего, за что он имел бы право так со мной поступать! Он был разъярен. Ты его таким не видел, это сильное зрелище. Сверху как бы спокоен, но чувствуется, что из глубины поднимается что-то такое … такое огромное, такое естественное – какое-то явление природы, как напряжение в воздухе перед грозой. Так вот она довела его до крика. Он крайне редко повышает голос, да и то незначительно. А тут Нефри рассказывала, почти сорвал. И она сорвала. Один ответ заставил его замолчать. Он крикнул, неужели она – она, при том, что он ее друг детства, смогла бы так извращенно проявить к нему свою любовь? Ответ «Да, я бы хотела» и продолжением ответа – поцелуй. Нежный и глубокий. По нему он понял, что это – правда, она действительно думает так. Так же, как я.
В тот же день он приказал мне вернуться, благо состояние дел позволяло. Он все равно учитывал государственные интересы.
Меня трясло. Вот по-настоящему. Кончики пальцев дрожали и были такие холодные, что я кого-то удивил при рукопожатии.
Вновь такая знакомая официальная фраза: «Зайдите ко мне вечером, полковник Кертис». У меня было достаточно работы, только это позволило как-то успокоиться и дождаться вечера. А когда я открыл знакомые двери… дальше ты знаешь, ты же был у него.
…Первую пару ему подарили в той поездке. И он начал их разводить. Они милые, действительно. Я не их не люблю – вспоминать.
Когда я их увидел – осознал, что он пытался тогда меня по-настоящему понять, стать таким, каким я хотел его видеть – пытался и почти сломал себя. А я, свинья, этого недооценил… Одновременно принять мой образ мыслей, да еще и воплотить мои неуемные фантазии! И он был лучшим. Несравненным. Ты знаешь, какой я бываю, поверь, Аш, я проигрываю ему почти в чистую. Притом, что для меня это естественно, а он себя заставил…
Потом у меня долго никого не было. Затем появилась женщина, о которой я упоминал. К женщинам он вообще относился спокойнее. А потом он сказал: «Делай, как хочешь, и я буду тоже. Да, мы раздражаем друг друга. Но мы не можем настолько изменить себя. Знаешь, иногда мне кажется, что называть нас свиньями – это бóльший комплимент нам, чем называть их нашими именами.
Джейд резко откинулся назад на подушку. А потом засмеялся:
- Ничья, мой генерал! – по белью под ним растекалось бордовое пятно.